Атмор Холл [Женщина в зеленом] - Филлис Уитни

Опросили слуг. Вокруг не было замечено ни одного постороннего человека, а загадочный Лео Казелла, как предполагалось, вернулся в Лондон.

Полиция принялась составлять рапорт, а Мэгги сразу же позвонила в больницу, чтобы справиться о Дейсии. Я сумела незаметно ускользнуть в свою комнату. Там на меня напала жуткая дрожь — реакция на все, что случилось. Я была единственной, кроме Марка, кто знал, что намеревались убить меня, а не бедняжку Дейсию. Просто чудо, что я цела и невредима, что я могу идти на своих собственных ногах, хотя и немного ватных, что я могу рукой, совершенно неповрежденной, открыть дверь. Я жива только потому, что в жертву принесена Дейсия, а это слишком ужасно, чтобы благодарить за это судьбу.

Я закрыла за собой дверь и оглянулась вокруг. По крайней мере, никто больше не производил обыск в моей комнате. Но как я могла оставаться в доме, где, я знала без сомнения, кто-то жаждет моей смерти? Я знала, что если я пойду с этой историей к Джастину или Мэгги, то вряд ли они хорошо меня примут. Они не поверили мне прошлой ночью, не поверят и теперь. Кровь Атмора связывала их гораздо прочнее, чем любые брачные узы. Они будут стоять сплоченные, защищая друг друга от такого постороннего, как я. И потому что они все были заодно, я находилась в еще большей опасности: ведь никто не поверил бы в эту опасность и не помог бы мне. И все же я останусь. Я видела лицо Джастина, когда он думал, что я мертва. Я слышала, как он называл меня дорогой. У меня теперь было что-то реальное, за что я могла бороться.

Пришло время дать клятву самой себе. Я подошла к трюмо и посмотрелась в зеркало. Лицо бледное, волосы всклокочены, а глаза потемнели от шока, и все же было что-то еще в моем лице и во всем моем облике. Не просто упрямство или способность все вынести. Это была Ева, которая знает, что любима, знает, что она должна найти в себе мужество противостоять всем злым силам, которые нанесли удар по Дейсии. Это была клятва, которую я дала сама себе. В уголке зеркала я случайно заметила белый квадратик и удивленно уставилась на него. Небольшой конверт был засунут в угол зеркала, на нем было написано мое имя. Я открыла его и сперва посмотрела, кем была подписана записка. Внизу послания, написанного весьма корявым почерком, стояла подпись: Дейсия.

XI

Я перевела взгляд на начало записки и прочитала ее. Затем перечитала ее снова.

Ева, я должна поговорить с тобой наедине. Нам лучше встретиться вне дома. Я не могу тебя найти, поэтому оставляю эту записку и надеюсь, что ты найдешь меня возле руин, где можно найти хорошее укрытие. Ты часто ходишь туда, так что никто ничего не заподозрит. Но, а это очень важно, не говори Марку, что собираешься встретиться со мной. И вообще будет гораздо лучше, если ты вообще никому не скажешь.

Дейсия.

Я не обнаружила записку вовремя. Я не встретилась с ней и теперь, возможно, никогда не узнаю, что она хотела мне сказать. Она написала: не говори Марку. Если бы она не решила сменить свое промокшее пальто, она была бы жива и невредима, в то время как я по дороге на рандеву с ней могла бы быть убита.

А могло ли быть так, что эта записка была ловушкой, и что Марк вынудил ее написать мне? Никогда нельзя было понять, когда Дейсия говорит правду, а когда старается повернуть факты в свою пользу. Но я теперь не могла ее винить, неважно, что она могла сделать. Воспоминание о ее белом лице, по которому текла алая кровь, было слишком свежо.

Внезапный стук в дверь заставил меня сложить записку и сунуть ее в ящик прежде, чем я сказала:

— Войдите.

Мэгги вошла в комнату, закрыла за собой дверь и встала к ней спиной. Некоторое мгновение мы смотрели друг на друга с подозрением. В воздухе повеяло сомнением и недоверием. Это была та самая враждебно настроенная женщина, какой она была, когда я покидала Атмор. Это не была Мэгги, которая утешала меня как жену Джастина, или которая хотела, чтобы я осталась, когда я встретила ее в фигурном саду в день моего приезда.

На ней была ее самая грубая деревенская одежда: старый и потертый кожаный пиджак, изношенные на коленках брюки, как это бывает у тех, кто работает в саду. На ее рубашке даже не хватало пуговицы. Было похоже, что она напялила на себя первое, что попало под руку, совершенно не заботясь о том, как она выглядит.

— Что сказали в больнице? — спросила я.

Она слегка подернула плечами.

— Они не дают информации, а Марка я не смогла застать.

— Дейсия борец, — сказала я. — Если у нее есть шанс, она обязательно выкарабкается.

— Она должна полностью выкарабкаться, — сказала Мэгги уверенно, но эта уверенность была ради Джастина и Марка, а не ради Дейсии. — Дела идут довольно-таки плохо, — продолжала она. — Но если Дейсия умрет…

Я почувствовала, как волна негодования против Мэгги, против ее слепой преданности, поднимается во мне.

— Ничто не стоит дороже жизни Дейсии, — сказала я. — Или моей. Ты знаешь о том, что мы обменялись одеждой, не так ли?

Она отошла от двери и бросилась на голубой шезлонг, как будто ноги ее ослабели так же, как и мои.

— Садись же! — сказала она нетерпеливо. — Хотим мы этого или нет, нам надо кое-что выяснить между собой.

Итак, она не желает говорить об одежде. Я села на скамеечку возле трюмо и крепко сжала руки.

— Дело в Марке? — спросила я.

Она яростно кивнула.

— Да! Я благодарю тебя, что ты, по крайней мере, не сделала глупость и не наговорила полиции о той выходке на крыше прошлой ночью. И за то, что ты не выдвинула новых обвинений против Марка сегодня.

— Почему ты думаешь, что я могла?

— А почему нет? Те ужасы, которые ты думаешь о нем, написаны на твоем лице, и их может видеть всякий.

— Было бы ужасно, не так ли, если бы он лишил жизни Дейсию, хотя намеревался убить меня.

— Прекрати! — Она крикнула так резко, что я уставилась на нее с удивлением.

— Ты действительно беспокоишься о Марке, не так ли?

— Прекрати, прекрати, — повторила она. — О, ты не знаешь Марка. Ты никогда не знала его. Он способен на всякие нехорошие выходки, но не на убийство. — Она вскочила, подошла к боковому окну и распахнула его навстречу шуму дождя.

— Ты всегда обманываешь себя ради него? — продолжала я давить на нее очень осторожно. — Неужели не настало время взглянуть в лицо фактам о твоем кузене Марке?

Несколько мгновений она молчала, подняв лицо навстречу брызгам дождя, как будто она нуждалась в их холодном прикосновении. Когда она заговорила, она даже не повернулась ко мне лицом.

— Факты, о которых ты говоришь, я встретила лицом к лицу много лет назад. Неважно, что я чувствую по отношению к нему. Я не намного старше, чем Джастин, но я старше Марка больше чем на десять лет. Когда я приезжала сюда молоденькой девушкой, он был младенцем, которого я обожала. А он любил меня больше всех нянек и гувернанток. Именно я научила его играть в разные игры, именно я посадила его верхом на его первого пони. Было приятно учить его ездить верхом, даже зная, что он никогда по-настоящему не интересовался верховой ездой. Когда ему было четырнадцать лет, он спас меня от серьезной травмы. Не так уж часто лошади переставали мне повиноваться. Но у нас была тогда молодая кобылка, сущая проказница. Однажды утром она вышла у меня из-под контроля и кинулась к лесу, где она непременно убила бы меня, ударив о деревья. Марк увидел, как она неслась, последовал за нами на своей кобыле и, рискуя жизнью, спас меня, пересадив на свою собственную лошадь. Это не было проделано слишком грациозно, потому что в конце концов мы оба упали и долго сидели на траве, глядя друг на друга и смеясь оттого, что были живы и невредимы. Он был слишком большим, чтобы быть моим сыном, но в действительности он и есть мой единственный сын, которого я когда-либо имела. Или хотела иметь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});